Ро­ди­ной бу­ду­ще­го свя­то­го был ост­ров Фер­мия в Гре­ции, где он ро­дил­ся в на­ча­ле XVIII ве­ка в знат­ном ро­де Го­за­ди­ни. С юных лет он вос­пи­ты­вал­ся на свя­той го­ре Афон, свое­об­раз­ном «мо­на­ше­ском го­су­дар­стве», где под­ви­зал­ся его близ­кий род­ствен­ник. Там же, по­лю­бив ино­че­скую жизнь, он и при­ни­ма­ет мо­на­ше­ский по­стриг. По­сте­пен­но он ста­но­вит­ся свя­щен­ни­ком, а за­тем и епи­ско­пом.

В 1769 го­ду вла­ды­ка воз­глав­ля­ет в Та­ври­де Гот­фей­ско-Ке­фай­скую епар­хию. В то вре­мя Крым еще не был при­со­еди­нен к Рос­сий­ской им­пе­рии и был управ­ля­ем крым­ско-та­тар­ски­ми ха­на­ми-му­суль­ма­на­ми. Пра­во­слав­ным жи­те­лям, пре­иму­ще­ствен­но гре­кам, при­хо­ди­лось по­сто­ян­но пре­тер­пе­вать от му­суль­ман при­тес­не­ния и жить под угро­зой рас­пра­вы.

Вла­ды­ка Иг­на­тий по­се­лил­ся в ски­ту воз­ле гре­че­ско­го се­ле­ния Ма­ри­а­но­поль, непо­да­ле­ку от Бах­чи­са­рая – ре­зи­ден­ции крым­ских ха­нов. Мно­го лет про­дол­жа­лось его пол­ное ли­ше­ний и опас­но­стей слу­же­ние по окорм­ле­нию пра­во­слав­ных, но, осо­знав ско­рую воз­мож­ность пол­но­го ду­хов­но­го по­ра­бо­ще­ния, а воз­мож­но и физи­че­ско­го уни­что­же­ния сво­ей паст­вы, свя­ти­тель об­ра­тил­ся к рус­ско­му пра­ви­тель­ству с про­ше­ни­ем при­нять крым­ских хри­сти­ан в рус­ское под­дан­ство и дать им зем­лю для по­се­ле­ния. Ца­ри­ца Ека­те­ри­на II да­ла со­гла­сие, и 23 ап­ре­ля 1778 вла­ды­ка Иг­на­тий по­сле ли­тур­гии в пе­щер­ном хра­ме Свя­то-Успен­ско­го ски­та при­звал всех вер­ных хри­сти­ан го­то­вить­ся к ис­хо­ду из мно­го­ве­ко­во­го пле­не­ния. По все­му по­лу­ост­ро­ву бы­ли разо­сла­ны гон­цы, но что са­мое уди­ви­тель­ное – не на­шлось ни од­но­го пре­да­те­ля, и под­го­тов­ку уда­лось со­хра­нить в тайне от вла­стей.

В июне то­го же го­да око­ло трид­ца­ти ты­сяч че­ло­век по­ки­ну­ли Крым. Та­та­ры не по­сме­ли им по­ме­шать, ибо ис­ход «при­кры­вал» сам Алек­сандр Су­во­ров, хо­ро­шо зна­ко­мый му­суль­ма­нам пол­ко­во­дец. В нелег­ком пу­ти на гре­ков об­ру­ши­лись ли­ше­ния, го­лод и да­же неиз­вест­ная страш­ная эпи­де­мия, но свя­ти­тель мо­лил­ся свя­щен­но­му­че­ни­ку Ха­ра­лам­пию, явив­ше­му­ся ему в ви­де­нии пе­ред этим, и бо­лезнь уда­лось пе­ре­не­сти.

На рус­ском бе­ре­гу Азов­ско­го мо­ря гре­ки ос­но­ва­ли го­род и на­зва­ли его Ма­ри­у­поль, «го­род Ма­рии», в честь Ца­ри­цы Небес­ной, их По­кро­ви­тель­ни­цы на нелег­ком пу­ти. Те­перь, став рус­ски­ми под­дан­ны­ми, они мог­ли бес­пре­пят­ствен­но ис­по­ве­до­вать свою ве­ру, но, как это обыч­но бы­ва­ет, жизнь на но­вом ме­сте все­гда свя­за­на с труд­но­стя­ми, тя­го­та­ми, ли­ше­ни­я­ми, и мно­гие ма­ло­душ­ные на­ча­ли упре­кать сво­е­го епи­ско­па в том, что рань­ше им жи­лось про­ще и сыт­нее. Эти уко­ры бы­ли для серд­ца свя­ти­те­ля как ост­рые ра­ны, ибо он мно­го лет за­бо­тил­ся о сво­ей пастве и все­гда учил ее преж­де все­го со­хра­нять свою ве­ру, а не толь­ко ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие. С тя­же­лой скор­бью и хри­сти­ан­ской кро­то­стью в от­вет на эти упре­ки он ушел из го­ро­да и по­се­лил­ся в ше­сти вер­стах от него в ка­мен­ной ке­лии, где и пре­ста­вил­ся ко Гос­по­ду 3 фев­ра­ля (ста­ро­го сти­ля) 1786 го­да, а те­ло его бы­ло по­гре­бе­но в пер­вом Ма­ри­у­поль­ском хра­ме во имя свя­то­го Ха­ра­лам­пия.

По­сте­пен­но па­мять свя­ти­те­ля на­ча­ла об­ре­тать бла­го­дар­ных ис­сле­до­ва­те­лей, и на его мо­ги­ле ста­ли слу­жить­ся па­ни­хи­ды, а о его жиз­ни – про­во­дить­ся изыс­ка­ния. Но по­сле ре­во­лю­ции, ко­неч­но, все это бы­ло пре­да­но за­бве­нию, и в 1936 го­ду Свя­то-Ха­ра­лам­пи­ев­ский со­бор был раз­ру­шен, а гроб с те­лом свя­то­го – вскрыт. То­гда и бы­ло об­на­ру­же­но, что мо­щи его нетлен­ны. К со­жа­ле­нию, они не со­хра­ни­лись до на­ших дней це­ли­ком. Во вре­мя осво­бож­де­ния Ма­ри­у­по­ля от фа­шист­ских за­хват­чи­ков го­род го­рел и свя­тые мо­щи по­стра­да­ли в огне. Оста­лась лишь неболь­шая ча­сти­ца, ко­то­рая и хра­нит­ся сей­час в Свя­то-Ни­ко­ло-Пре­об­ра­жен­ском хра­ме Ма­ри­у­по­ля

Вот как вспо­ми­на­ет об этом свя­щен­ник Ва­си­лий Мул­тых:

«О том, что в под­ва­ле кра­е­вед­че­ско­го му­зея на­хо­дят­ся свя­тые мо­щи мит­ро­по­ли­та Иг­на­тия, за­сы­пан­ные му­со­ром, по­чти ни­кто не знал. Там они на­хо­ди­лись со дня за­кры­тия гре­че­ской Церк­ви. Ко­гда ста­ло из­вест­но об их ме­сто­на­хож­де­нии, ре­ши­ли их под­нять из под­ва­ла. Во вре­мя ок­ку­па­ции в од­ном из клу­бов на Ма­ри­ин­ске был от­крыт при­ход, в ко­то­ром слу­жи­ли два оп­тин­ских мо­на­ха: ар­хи­манд­рит Ди­мит­рий и иеро­мо­нах Ана­ний. Бла­го­чин­ный о. Ки­при­ан по­ру­чил этим двум мо­на­хам при­ве­сти в по­ря­док свя­тые мо­щи. Они по­шли в под­вал му­зея и удо­сто­ве­ри­лись, что мо­щи на­хо­дят­ся там. За­тем, ко­гда по­шли во вто­рой раз, взя­ли ме­ня с со­бой. Ко­гда мы спу­сти­лись в под­вал, я уви­дел, что свя­тые мо­щи мит­ро­по­ли­та Иг­на­тия нетлен­ны. Труд­но бы­ло пред­ста­вить, что 155 лет на­зад его ду­ша оста­ви­ла это те­ло; ес­ли бы не му­сор и та окру­жа­ю­щая об­ста­нов­ка, мож­но бы­ло бы по­ду­мать, что, си­дя в крес­ле, Свя­ти­тель глу­бо­ко за­снул. Он си­дел в крес­ле в том по­ло­же­нии, что и в мо­мент изъ­я­тия без­бож­ни­ка­ми из гре­че­ской Церк­ви. Се­дая го­ло­ва бы­ла на­кло­не­на немно­го в пра­вую сто­ро­ну, ле­вая ру­ка сви­са­ла, а пра­вая по­ко­и­лась на пе­ри­ле крес­ла. Бо­род­ка у Свя­ти­те­ля бы­ла ред­кая, са­мо об­ла­че­ние при­шло в вет­хое со­сто­я­ние. Осво­бо­див мо­щи от му­со­ра, мы по­ня­ли, что са­мим нам их не под­нять. По­это­му, на дру­гой день, при­гла­сив несколь­ких бо­го­бо­яз­нен­ных лю­дей се­бе в по­мощь, под­ня­ли свя­тые мо­щи на­верх, в фойе му­зея. С иеро­мо­на­хом Ана­ни­ем очи­сти­ли ще­точ­кой их от пы­ли. За­тем, взя­ли свя­тую во­ду и ват­кой, осто­рож­но вы­тер­ли ру­ки, ли­цо, го­ло­ву, о. Ди­мит­рий и иеро­мо­нах Ана­ний сши­ли ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние и мит­ру. Ко­гда все бы­ло го­то­во, объ­яви­ли о пе­ре­не­се­нии Свя­тых Мо­щей в Ка­фед­раль­ный Со­бор. В тот день со­бра­лось мно­же­ство на­ро­да и при уча­стии хо­ра, ду­хо­вен­ства, свя­тые мо­щи тор­же­ствен­но пе­ре­нес­ли в Со­бор. На несколь­ко дней они бы­ли до­ступ­ны для по­кло­не­ния, за­тем их пе­ре­нес­ли в ча­сов­ню, ко­то­рая бы­ла устро­е­на внут­ри Со­бо­ра. На ча­совне бы­ла ико­на св. Иг­на­тия Бо­го­нос­ца и бе­лая мра­мор­ная дос­ка, ко­то­рой бы­ла по­кры­та в свое вре­мя мо­ги­ла Свя­ти­те­ля в гре­че­ской Церк­ви со сле­ду­ю­щей над­пи­сью: «Здесь по­ко­ят­ся остан­ки мит­ро­по­ли­та Иг­на­тия Гот­фей­ско-Ка­фай­ско-Ма­ри­у­поль­ско­го». Каж­дый по­не­дель­ник по свя­ти­те­лю Иг­на­тию слу­жи­ли па­ни­хи­ду».

При осво­бож­де­нии Ма­ри­у­по­ля, нем­цы по­до­жгли го­род. Он го­рел, а вме­сте с ним го­ре­ли и свя­тые мо­щи: «При от­ступ­ле­нии, нем­цы по­до­жгли мно­же­ство зда­ний, в чис­ло ко­то­рых вхо­ди­ла пя­ти­этаж­ка, где на­хо­дил­ся Ка­фед­раль­ный Со­бор. Я не мо­гу пе­ре­дать со­сто­я­ние мо­ей ду­ши при ви­де го­ря­ще­го хра­ма и на­хо­дя­щих­ся там свя­тых мо­щей. Ужас охва­ты­вал ме­ня при мыс­ли, что там, в Ка­фед­раль­ном Со­бо­ре, в огне, по­ги­ба­ет по­след­няя свя­ты­ня на­ше­го мно­го­стра­даль­но­го на­ро­да (при­азов­ских гре­ков). Я не мог до­ждать­ся то­го дня, ко­гда утихнет пла­мя. Каж­дый день я при­хо­дил к зда­нию с од­ной це­лью, ско­рее вой­ти в него, чтобы спа­сти мо­щи. Ма­ма за­ме­ти­ла, что я каж­дое утро ухо­жу из до­му, а ей ни­че­го не го­во­рю. Она силь­но пе­ре­жи­ва­ла, в го­ро­де еще бы­ли слыш­ны вы­стре­лы. Ма­ма спро­си­ла: «Ва­ся, ку­да ты по­сто­ян­но ухо­дишь, а мне ни­че­го не го­во­ришь»? Я объ­яс­нил ей, что хо­чу спа­сти остан­ки мит­ро­по­ли­та Иг­на­тия. «Да, хо­ро­шее у те­бя же­ла­ние. Он был ве­ли­ким че­ло­ве­ком для на­ше­го на­ро­да, он спас наш на­род от ба­сур­ма­нов. Иди, сы­нок, и де­лай то, что ты за­ду­мал». Сла­ва Бо­гу, мое же­ла­ние сбы­лось. Огонь угас, я вбе­жал в еще ды­мив­ший­ся Со­бор и, раз­гре­бая ру­ка­ми го­ря­чий пе­пел, пы­тал­ся най­ти хоть что-то остав­ше­е­ся от Свя­ти­те­ля Иг­на­тия. И, бла­го­да­ря Те­бе, Гос­по­ди, на­шел. Очень хо­тел най­ти че­реп, но не смог про­дол­жить по­иск из-за то­го, что в зда­ние во­шли сол­да­ты. Один из них, уви­дя ме­ня, снял с пле­ча ав­то­мат. Сла­ва Бо­гу, что я успел спря­тать свою на­ход­ку в ку­че пеп­ла. При­шлось объ­яс­нить сол­да­там, что за­шел сю­да по сво­ей нуж­де. Вый­дя из зда­ния, спря­тал­ся за угол. По­сле их ухо­да, быст­ро вы­греб сум­ку с ко­сточ­ка­ми и от­нес их к ста­ро­сте со­бо­ра Ан­дрею Ива­но­ви­чу, рас­ска­зав ис­то­рию сво­ей на­ход­ки. Сде­лав де­ре­вян­ную ча­со­вен­ку в ви­де гроб­ни­цы, в стек­лян­ную бан­ку по­ло­жил свя­тые мо­щи и свер­ху на­сы­пал немно­го пеп­ла, на са­мой же ча­со­вен­ке по­ста­вил крест и сде­лал на ней над­пись: «Здесь по­ко­ят­ся остан­ки Мит­ро­по­ли­та Иг­на­тия Гот­фей­ско-Ка­фай­ско-Ма­ри­у­поль­ско­го, мо­щи ко­то­ро­го бы­ли со­жже­ны при от­ступ­ле­нии немец­ко-фа­шист­ских ок­ку­пан­тов 10.09.1943 г.»

Протоиерей Василий Мултых долгое время был настоятелем Свято-Рождество-Боговодичного храма села Усатово Одесской области.

По­сле осво­бож­де­ния Ма­ри­у­по­ля ста­ро­сту сго­рев­ше­го в пя­ти­этаж­ке Со­бо­ра вы­зы­ва­ли в ко­мен­да­ту­ру и пред­ло­жи­ли зда­ние под храм по Мит­ро­по­ли­чьей ули­це, где и от­кры­лась цер­ковь Пре­об­ра­же­ния Гос­под­ня, в ко­то­рую пе­ре­нес­ли остан­ки мо­щей свя­ти­те­ля Иг­на­тия. При по­валь­ном за­кры­тии хра­мов в хру­щев­ские вре­ме­на этот храм то­же за­кры­ли, а свя­тые мо­щи пе­ре­нес­ли в Пор­тов­скую Цер­ковь.

В но­яб­ре 1997 го­да из Пор­тов­ской Церк­ви их тор­же­ствен­но пе­ре­нес­ли в Свя­то – Ни­коль­ский ка­фед­раль­ный Со­бор на Но­во­се­лов­ке, где они на­хо­дят­ся и по се­го­дняш­ний день.

В 1998 го­ду свя­ти­тель Иг­на­тий был при­чис­лен к ли­ку свя­тых Укра­ин­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

30 но­яб­ря 2017 го­да Оп­ре­де­ле­ни­ем Освя­щен­но­го Ар­хи­ерей­ско­го Со­бо­ра имя свя­ти­те­ля Иг­на­тия бы­ло вк­лю­че­но в ме­ся­це­слов Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

Пресс-служба Богоявленского собора